Человек

В статье рассматриваются философские и культурологические истоки «антиурбанистики» (Феокрит, Вигилий, Руссо, Джефферсон, Эмерсон, Торо, Лев Толстой), характеризующейся стремлением создать систему ценностей с опорой на очищающее сознание воздействие природы и сельского труда. Показывается, как в современном обществе, прежде всего российском, город все больше демонстрирует тенденцию центробежной миграции и выхода городских жителей на т.н. «малые территории» и дальние расстояния. При этом территории, прежде всего на Ближнем Севере России и в Нечерноземье, во многом потеряв свое прежнее доминирующее сельскохозяйственное предназначение, открывают новые горизонты постаграности, основанной на инновационных формах современного труда (прежде всего, онлайн, удаленного), экологизации и рекреации. За этими тенденциями отчетливо просматривается возможная грядущая перспектива новой ипостаси урбанизации, диалектически переходящей в свою противоположность — постаграрность.

Идентификация с городом не только поддерживает психологическое благополучие самого жителя, но и становится ресурсом развития города, поскольку приверженные ему горожане сильнее мотивированы его сохранять и оберегать. Между тем способов измерить этот феномен немного, а имеющиеся — ограничены либо не апробированы на русскоязычной популяции. Статья посвящена валидизации одной из наиболее часто упоминаемых в психологии среды методик — Шкалы городской идентичности M. Lalli в переводе А.В. Микляевой и П.В. Румянцевой. Выборку составили 242 человека в возрасте 18–70 лет (M_возр.=35,50 лет, SD_возр.=14,29 лет; 59,5% женщин), проживающих на постоянной основе в российских городах-миллионерах и крупных городах. Было выявлено, что исходная пятифакторная структура шкалы в России не воспроизводится — выделились три компонента городской идентичности: Внешняя ценность города, Принадлежность к нему и Целеполагание. Полученная в ходе исследования версия Шкалы городской идентичности имеет высокую структурную и конструктную валидность, надежность. А интенсивность проявлений городской идентичности положительно связана с возрастом человека, размером города, длительностью проживания в нем и туристическим опытом, но отрицательно — с желанием уехать из города.

В современном мире, мире позднего капитализма и глобальных перемен человек, пройдя испытания культурой консьюмеризма, благами государства всеобщего благосостояния (англ. welfare state), кардинальной перестройкой трудовых практик, ослаблением социальных гарантий труда, переносом работы в удаленный формат, отказом от труда в его классическом понимании, экспериментами по имплементации безусловного базового дохода, так и не нашел более надежного и устойчивого основания своего существования, чем труд и трудоцентричный образ жизни. Однако актуальные и обоснованные упования на труд в дискуссиях последних десятилетий приходят в столкновение с вопросами временны́ х напряжений, которые испытывает не только процесс труда, но и человек как его субъект. В статье предпринимается попытка систематизации последствий реорганизации трудового процесса и его временнόй трансформации в условиях позднего капитализма. Авторы опираются на методологию темпорального анализа структуры времени, предложенного современными социальными теоретиками Дж. Вайсман, Х. Розой, Дж. Крэри и др., для проблематизации актуальной парадигмы труда, играющей ключевую роль в формировании таких координат современности, как образ и организация жизни. В результате проведенного анализа авторы приходят к выводу об углубляющейся фрагментации труда, возникновении новых комбинаций в его организации, «бегстве» труда (как разновидности его территориальной, страновой пересборки); выявляют причины хронической нехватки времени в условиях экономики позднего капитализма; связывают возникающие ограничения времени как с экономической природой трансформации труда, психологией восприятия, так и с социокультурным контекстом осуществляющихся перемен.

В статье рассматривается союз отечественной философии с художественным творчеством как константа русской духовной культуры, определившая ее национальные особенности и смысловой вектор развития. Автор показывает, что следование в духовном творчестве одновременно аргументам рассудка, оперирующего понятиями, и доводам творческого созерцания, воспринимающего мир в художественных образах, создавало общее смысловое пространство для размышлений о божественном и человеческом, праведном и греховном, жизни и смерти, свободе и необходимости, добре и зле. Итогом стало то «созвучие ума и сердца», которое определило метафизику философских концепций и литературной классики. В таком контексте автор обращается к исторически складывавшимся формам взаимосвязи философского и художественного творчества, фиксируя внимание на тех измерениях каждого, которые подтверждают их взаимодополняющее единство и свидетельствуют о том, что в разъединенности друг от друга они не дают адекватной картины мира и понимания человеком своего отношения к нему. В статье устремления отечественной культуры к союзу философии с образно-художественным восприятием реальности рассматриваются как выражение естественной способности человека к восприятию ее в согласии всех видов творчества, что страхует жизнь общества от жесткого диктата ratio. Эти идеи определили ключевые вопросы авторского исследования: 1) дополняемость художественно-образного и философского восприятия мира как проблема отечественной философии; 2) союз философской рефлексии и литературы как константа отечественной духовной культуры; 3) «импрессионизм мысли» в философской поэзии. Обращение к этим вопросам позволило автору раскрыть историософский смысл заявленной им проблемы.

Рассматриваются взгляды З. Фрейда на причину возникновения синдрома навязчивых состояний, который автор статьи интерпретирует через понятие повторения. Если в ранний период своего творчества Фрейд видит в неврозе неспособность достичь удовольствия через череду повторений, то в более поздний период синдром навязчивых состояний он связывает с влечением к смерти. Со своей стороны Ж. Лакан рассматривает влечение к смерти как место наслаждения, неразрывно связанное с регистром Реального. И тогда повторения — это способ избежать Реального. Согласно теории Лакана, невротик, подверженный синдрому навязчивых состояний, стремится к бесконечным повторениям, желая найти и заново обрести утерянный когда-то объект. Но все, чего он может достигнуть, — повторение объектов-эрзацев, оказывающихся на деле пустышками, негациями настоящего, подлинного объекта. Таким образом, можно предположить, что при повторении множится сама пустота — негативность, которую скрывают за собой объекты-эрзацы. Этой пустоте свойственно интеризироваться внутри субъекта, что приводит его к меланхолии и депрессии. Согласившись с тем, что повторение есть производство пустоты, можно представить себе такое повторение событий, негативность которого имеет вполне ощутимые последствия в социальной реальности. На общественном уровне это проявляется в образовании пространств вненаходимости, о которых пишет А. Юрчак, или в общей подавленности после революционных состояний, о которой пишет А. Магун. Состояние депрессии, по мнению К. Юханнисон, проявляется либо в том, что субъект уходит в себя, либо же, наоборот, в том, что субъект начинает себя растрачивать. Автор статьи задается вопросом о том, возможно ли достичь наслаждения, избежав этих двух крайностей. С этой целью он рассматривает возможность высвобождения наслаждения, обладающего, в отличие от удовольствия, активным началом, из деструктивного контекста, который характерен для влечения к смерти.

В статье рассматривается подход эмпирической философии, предложенный Аннмари Мол в ее последней книге «Питание (в) теории» (Eating in theory), а также специфика понимания человека в рамках данного подхода. Предварительно в первой части статьи дается контекстуализирующий обзор становления прикладной философии, а также схожих проектов в орбите акторно-сетевой теории — экспериментальной и эмпирической метафизик Латура и эмпирической онтологии Джона Ло. Выявляются особенности философского мышления Аннмари Мол. Во второй части статьи рассматривается реализация такого типа философствования: переосмысление образа человека путем пересмотра четырех аспектов — бытия, познания, действия, отношения — через призму исследований питания. Бытие человека предстает как бытие телесно воплощенного субъекта с проницаемыми границами. Познание понимается как процесс взаимодействия, в ходе которого как объект, так и субъект могут претерпевать изменения. Концептуализация действия выходит за пределы оппозиции свободный выбор — природная определенность и производится в терминах задания. Отношение рассматривается как сложное переплетение человеческих и нечеловеческих акторов. Человек понимается не как выделенная из мира фигура, а как сущее среди сущих, существующее, познающее и действующее в мире и соотносящееся с другими, будучи включенным в сети различных (ф)акторов. В заключительной части статьи приводятся критические замечания к книге Мол, а также предлагается основание для критики эмпирической философии.